По счастливой случайности, душевая оказалась незанятой, и Мишка, быстро сполоснувшись, вернулся в комнату. Часы показывали полвосьмого утра, календарь, ярко отсвечивая, во весь голос вопил, что на дворе пятница и что любимый день всего рабочего люда, вступил в свои права. До начала рабочего дня оставался еще час, и Мишка столкнулся с нелегкой проблемой, решая, что же ему надеть. Форменная одежда изрядно помялась и пропахла потом, запасные брюки, извлеченные из чемодана, от долгого пребывания в узилище напоминали лесенку-стремянку, рубашки, не иначе как в знак солидарности, обзавелись таким же узором. Страдая от отсутствия утюга, как от зубной боли, Мишка натянул на себя джинсы и черную футболку, на груди которой алел портрет Че Гевары. Оглядев себя в зеркале, Мишка обнаружил там не бравого лейтенанта, а, скорее, студента, критически усмехнулся и отправился на первый этаж. Вывеска «Закрыто» на дверях столовой, казалось, прикипела к двери навечно.
— Анфиса Петровна! — голос Мишки был пропитан возмущением. — Наша столовая вообще работает когда-нибудь?
— Так она и сейчас работает, — не отрывая глаз от вязания, ответила вахтерша. — А на табличку ты внимания не обращай. Когда ремонт в столовой делали, так ее гномы прибили, чтобы им не мешали. Теперь отодрать никто не может.
Мишка, обрадованный новостью, повернул к столовой. Призрак голодной смерти, радостно скалившийся за его спиной вплоть до того момента, пока Марина не накормила его омлетом с колбасой, жаренной в манке, издал обиженный рев и скрылся за горизонтом. Однако молодой растущий организм требовал пищи, и Мишка нырнул в дверь столовой. Спустя полчаса, помахивая пакетом, битком набитым сдобными вкусностями, приобретенными в столовой, Мишка вошел в здание следствия. Поднимаясь по лестнице, он благожелательно улыбался каждому встречному. Сытость придала ему сил и наделила хорошим расположением духа. Жизнь явно удалась. На лестничной площадке второго этажа Мишка нос к носу столкнулся с Регинлейв Гримсдоттировной. Гномиха, указательным пальцем пришпилила Мишку к стене, как гвоздем-соткой, и внимательно осмотрела сверху донизу, точно долгожданную улику.
— Стоять прямо и молча. Так-так. Вид — помятый, невыспавшийся. На морде лица — блуждающая самодовольная улыбка, по типу близкая к загадочной… Резюме: самец-соблазнитель, тип — мачо, одна штука. Ночь провел не один и очень бурно, — вынесла свой вердикт Регинлейв Гримсдоттировна. — Это кто же у нас такая шустрая и без инстинкта самосохранения? В глаза смотреть!
Не желая объяснять, что причиной его внешней помятости и недосыпа являются вовсе не страстные объятия роковой красотки, а всего лишь маленький диванчик, выделенный ему для отдыха гостеприимной Мариной, да краткость сна, Мишка скромно пожал плечами и проскользнул к своему кабинету.
Витиша в кабинете то ли еще, то ли уже не было. На краю того стола, где с важностью монумента высился «Ундервуд», сидел, задумчиво и размеренно покачивал ногой, незнакомый Мишке парень лет тридцати на вид. Ростом он был чуть повыше Мишки, но из-за того, что сутулился, насколько выше, сказать было затруднительно. Его коренастая фигура была обтянута стильным костюмом серого цвета, едва не трескавшимся по швам на широких плечах. Парень повернул в сторону Мишки узкое, почти треугольное лицо. Покатый лоб, на который спадал идеально зачесанный пробор пепельно-серых волос, настороженный взгляд темно-коричневых глаз, жесткая щеточка узких усов под длинным носом да белый оскал ровных зубов придавали лицу парня выражение схожее с мордой овчарки, застывшей на боевом посту.
— Чем я могу быть Вам полезен? — лязгнув зубами, отрывисто спросил парень.
— Да я, в общем-то, здесь живу. — слегка растерялся Мишка. — Я Канашенков Михаил. Следователь. Новенький. Меня Шаманский с Витишем сюда на постой определили. А Вы, наверное, Костик?
— Я — Константин Кицуненович Инусанов. — веско и внушительно ответил парень. — Вермаджи. Но все вокруг почему-то зовут меня Костиком. Если Вы следователь, то тоже можете меня так называть.
Пока Мишка и Костя обменивались рукопожатиями, в кабинет вошел Витиш, держа в руках высокую, достававшую ему до подбородка, стопку картонных папок.
— Всем привет! Я, вижу, вы уже познакомились! И Мишка, ну прям, как живой! А Шаманский говорил, что ты мало того, что на выезде чуть коньки не двинул, так потом еще и Петровичу в собутыльники угодил. Я тебя уже и не чаял увидеть. До понедельника, как минимум. Так, народ, можете расслабиться — утренняя великая порка, то бишь жертвоприношение богу следствия, сиречь планерка — отменяется. Шаманский упылил на совещание к Васильеву. Так что, на повестке дня — распитие горячительных напитков… Мишка, расслабься, чай пить будем. А ты о чем подумал? Вот ведь до чего Петрович людей доводит…
— А это тебе рождественский, тьфу ты, майский подарок. — Витиш с облегчением скинул стопку папок на Мишкин стол. — Чтобы ты не заскучал, Шаманский тебе чуток дел в производство подкинул. Как новичку — самую малость. А чтобы ты совсем не заскучал, вот тебе еще новость: начальство наше — Иосиф свет Виссарионович, в неизбывной мудрости своей порешил включить тебя в состав следственной бригады… Будешь нам с Костиком помогать.
Заинтересованно поглядывая на Витиша, Мишка с трудом очистил место на столе, заваленном папками с делами, и гордо стал выкладывать из пакета блинчики, булочки, расстегаи и ватрушки.
— Ммм… — плотоядно замычал Витиш, озирая сдобное великолепие. — Сейчас позверствуем! А пока мы вкушать от даров твоих будем, ты, Мишаня, нас застольной байкой потешишь. В смысле, про вечерний выезд расскажешь.